Эта статья, вышедшая в номере журнала «Healthy Living» («Здоровая жизнь») за ноябрь 2013 года, была написана по результатам судебного процесса семьи Джексонов против промутера тура «This Is It» AEG Live. На суде подробно обсуждалось состояние здоровья Майкла в разные годы, и редакторы журнала хотели написать статью об этом, но получилась она совсем о другом.
Неужели Майкл Джексон должен был умереть?
Мы начали было писать статью о медицинских проблемах, затронутых в ходе судебного процесса семьи Джексонов с AEG Live (процесс закончился, как раз когда этот выпуск пошел в печать), но вдруг осознали, что этот суд вовсе не важен: сама жизнь безвременно ушедшей суперзвезды представляет более значимую тему для обсуждения в контексте физического и психического здоровья. Насыщенная не менее чем его танец, жизнь Майкла Джексона была сожжена в ритме его анти-гангстерского хита “Beat It” — сожжена им самим и окружавшим его медийным безумием.
читать дальше
Через четыре года после того, как он потряс нас своим последним поступком — своей (как цинично это ни прозвучит) эффектной смертью — пресса и мы, ее послушные стада, кажется, впервые позволили себе допустить тень сомнения. Когда Ниагарский водопад грязи и насмешек, под которым гений музыки провел свою краткую жизнь в нашем обществе, наконец, ослаб, обнаружилась истина, которую вынуждены были признать повсеместно: для того, чтобы мы поверили в него, ему необходимо было умереть.
Ему не суждено торжествовать, зная о том, что его творчество всех нас переживет, — хотя теперь это уже не подвергается сомнению, ведь его наследие наглядно демонстрирует, что в современном искусстве нет артиста сравнимой важности, масштаба и высоты гуманитарных достижений. Незащищенность и чувствительность, наивность и смятение, бессилие и боль, надежда, отчаяние и поиск душевных сил — все это нашло отражение в его работе после того, как невиданная популярность, не прощающая детскую спонтанность и неспособность разглядеть хищную натуру СМИ, обрекла 24-летнего Майкла Джексона на беспрецедентные издевательства медиа и презрение публики, неотступно сопровождавшие его до конца жизни.
Задайте себе вопрос: свидетелями какой еще музыки, выступлений, стихов, фильмов, гуманитарной деятельности, госпиталей, парков и бог знает, чего еще, мы стали бы, если бы мир предпочел платить за освещение в прессе творчества Майкла Джексона, а не за выставление его фриком и всеобщим посмешищем?
И еще один вопрос: чья карьера смогла бы выдержать 26 лет фанатичных гонений — гонений, на которые он реагировал столь наивно, полагая, что раз его выраженное в откровенных стихах и телеинтервью видение мира, каким бы исключительным оно ни было, исходит из лучших побуждений, то оно будет принято?
Как говорит один из папарацци, Бен Ивенстед, «он был единственным знаменитым человеком, который при достаточной преданности с вашей стороны впускал вас в свой дом. Думаете, если вы подойдете к дому Брюса Уиллиса и начнете кричать “я люблю тебя! я люблю тебя!”, он вас впустит? Он вызовет полицию. Все они так поступили бы. Все, кроме Майкла. Если вы говорили “я люблю тебя!” Майклу Джексону, он полагал, что вы говорите это искренне, и впускал вас».
И почему только теперь, когда мы смотрим интервью с Барбарой Уолтерс, это не Майкл Джексон, но ведущая выглядит нелепо в ее подчеркнуто формальном обличии? Серый костюм, короткая стрижка, как бы призванная подчеркнуть упрямство ее обладательницы, вопрошающей — скорее даже утверждающей: но разве не ваш «чересчур эксцентричный» вид провоцирует насмешки? Неужели она хочет, чтобы и он одевался, как она, вел себя, как она, думал, как она? Серый костюм, короткая стрижка. У кого тогда она будет брать интервью, да еще с таким эфирным рейтингом — у себя самой?
Леди Гага, талантливая и подающая надежды исполнительница, кажется, переняла «технику» прельщения СМИ, но с одним важным предохранением: она появляется перед прессой и на сцене в известном образе, отрабатывает свое и возвращается к норме, оставаясь крайне практичной, расчетливой и осторожной в отношении того, где, как и что говорить, делать и носить. Восхитительное умение хладнокровно управлять собственной карьерой — ровно то, что Майкл Джексон счел бы немыслимым: быть притворщиком на сцене или в жизни.
Майкл Джексон был живым воплощением своего искусства — именно это и наделило его столь огромной властью, и, вероятно, именно нежелание быть неискренним на сцене в результате убило его. Если бы у него была возможность оглянуться на всю боль, через которую он прошел, и прожить жизнь заново, он, наверное, и тогда не подчинился бы требованиям публики и не стал делать то, что вызывало у него самого отвращение. Он был эксцентричен на сцене и в жизни, а если бы в жизни он был «серым костюмом», то он оставался бы «серым костюмом» и на сцене. Но главным образом он считал, что ему нечего скрывать по причине его безобидной натуры, а такие весьма редкие личности склонны верить в симметрическую реакцию, какое бы множество ран ни наносил им более распространенный исход. Потому что отречение от этой веры уничтожило бы его.
Что любопытно, его смерть лишила источника дохода некоторых папарацци, которые питались щедрой прибылью с жизни Величайшего, не иссякавшей независимо от того, насколько слаб и бездеятелен бывал Король. Бен Ивенстед пишет: «Эта мысль вдруг снизошла на меня среди ночи (когда умер Майкл Джексон): Что мне теперь делать? Бегать за гребаным Заком Эфроном?» На последней ступени физической и психической боли и отчаяния, под бременем неодолимого долга, изнуренный Король, который должен был быть забыт еще лет десять назад и от которого, казалось, оставалась лишь оболочка, по-прежнему был таким кладом для медиа, каким не являются современные звезды на пике своего расцвета.
В череде предательств со стороны тех, кто жил за его счет, еще одно, последнее, по крайней мере, уже не разобьет Майклу Джексону сердце. Когда папарацци окружили карету скорой помощи, увозившую безжизненное тело их кормильца, они были изумлены тем, что телохранители, обычно пресекавшие каждое их движение, теперь лишь бормотали, обращаясь к яростной толпе с фотокамерами: «Ребята, пожалуйста, не надо…» И позволили им сделать сквозь окно машины ту самую знаменитую фотографию умирающего Короля, оцененную после в миллион долларов.
Аида Поулсен
Перевод: morinen
Статья опубликована в журнале «Healthy Living», ноябрь 2013.